«Верещагин — уходи!»
Каждый раз, когда смотришь «Белое солнце пустыни«, хочется кричать — в надежде на чудо. Известно, что в главном фильме своей жизни Луспекаев снимался уже на протезах, с ампутированными стопами.
У Павла Луспекаева в культовом фильме не главная роль. Но феноменально обаятельный актер заполнил собой экранное пространство, стал неугасающей звездой и лучшим таможенником России всех времен. Недаром на могиле артиста на петербургском Северном кладбище установлен памятный знак «С поклоном от таможенников Северо-Запада», на Дальнем Востоке в его честь назван патрульный корабль, а внучка Луспекаева Даша училась в Санкт-Петербургском филиале Российской государственной таможенной академии...
Известно, что в главном фильме своей жизни Луспекаев снимался уже на протезах, с ампутированными стопами. Жара, пески — раны кровоточили... Владимир Мотыль говорит, что это был «подвиг в самом высоком и буквальном смысле этого слова. Это была победа человеческого духа над обстоятельствами, казалось бы, безвыходными». Так в его жизни было всегда. Он родился в Луганске. Мальчишкой вступил в партизанский отряд, был ранен. Известна история его поступления в Щепкинское училище, рассказанная другом и сокурсником Евгением Весником. Набиравший мастерскую Константин Зубов сказал недовольному луспекаевскими познаниями преподавателю литературы: «Изобретайте что хотите, но этого парня я возьму». В него были влюблены все — сокурсницы, педагоги, но южный говорок помешал устроиться в театрах Москвы. Так возник сначала Русский драматический театр имени Грибоедова в Тбилиси, потом Киевский театр русской драмы имени Леси Украинки. К Товстоногову, в ленинградский БДТ, Луспекаев попал по рекомендации Кирилла Лаврова. Он же уступил новичку и первую звездную роль: «В то время Товстоногов ставил спектакль «Варвары». На роль Черкуна был назначен я. И Георгий Александрович, чтобы сразу Пашу включить в работу, как-то его попробовать, предложил ему вместе со мной репетировать роль Черкуна. После репетиции я пошел к Товстоногову и попросил снять меня с этой роли, потому что Луспекаев играл превосходно».
Известно, что Георгий Александрович мало кого хвалил, но про Луспекаева сказал, что его игра «является абсолютным критерием жизненной правды». Сам Лоуренс Оливье, увидев Луспекаева в БДТ, сказал: «У вас есть гениальный актер. Вот этот...«
— В быту это был человек очень темпераментный — сказывалось смешение кровей. Мать — донская казачка, отец — армянин, — вспоминает актёр Олег Басилашвили. — Мы с Пашей служили в одном театре — ленинградском БДТ, жили на одной лестничной клетке. И были очень близкими приятелями. Друзьями я бы нас не назвал — слишком уж мы были разные. Паша — яркий, немного богемный, всегда бурно радующийся жизни. Это проявлялось и в общении с друзьями, и в застольях, и в отношениях с женщинами. Но во всём, что касалось театра, он был крайне пунктуален. Прийти в театр меньше чем за полчаса до начала репетиции считал для себя позором.
Всё то, что Луспекаев сыграл в Большом драматическом театре — а сыграл он немного, — было на грани гениальности. Он торопился жить, торопился играть. И переживал из-за того, что многого уже не успеет. Паша, к примеру, мечтал сыграть Отелло. Рассказывал мне, что понял, как Отелло убивает Дездемону: он её душил не руками, а поцелуем. Такая смерть в любви. Он мечтал о роли Бориса Годунова. Как-то долго объяснял мне, что монолог Годунова «Достиг я высшей власти…» — это не просто слова, а разговор с Богом, который, как простой собеседник, сидит рядом с царём.
Когда стало ясно, что после операции Паша не сможет работать в театре, Товстоногов подошёл ко мне и сказал: «Ну вот. Мы лишились гениального артиста!» Болезнь Луспекаев переживал очень тяжело. Да и заболевание было страшное — сказалось военное прошлое. Его родной Луганск оккупировали немцы.
16-летний Паша сбежал к партизанам. Как-то в разведке он был вынужден несколько часов пролежать в снегу, сильно обморозил ноги. Обморожение напомнило о себе, когда Луспекаеву исполнилось 30. Началась гангрена ног. Врачи до последнего тянули с операцией. Но
ампутации избежать так и не удалось. Сперва отняли пальцы на одной ноге, потом — на другой. Затем настала очередь ступней.
- Боль, которую он испытывал, была непереносимой. Его спасали уколы. Кололи ему пантопон (потом Луспекаев запишет в дневнике: «В течение суток вколол около 16 кубиков. Я погряз в этой мрази и хочу, чтобы побыстрее наступил конец». — Прим. авт.). В конце концов Паша, запертый болезнью в своей квартире, почувствовал, что постепенно превращается в наркомана. А он не хотел умирать — он страстно желал вернуться в театр. Однажды, сидя на своём диване, уже после ампутации ступней, он сказал мне: «Знаешь, я иногда вижу, что стою на сцене. Занавес ещё закрыт. А там, по ту сторону, шуршит, шумит зрительный зал. И вот наконец последний звонок. Колечки на занавесе начинают расходиться, стукаясь друг о друга. Я чувствую это так ярко, словно всё происходит на самом деле. И я всё равно на неё вернусь!» И этими культяшками — без ступней — начал плясать по полу, демонстрируя мне и прежде всего себе, что ещё встанет на протезы и продолжит работу.
Именно жажда работы помогла ему преодолеть начинавшуюся наркотическую зависимость. Он понимал, что уколы снимают боль, но при этом разрушают его. И перестал колоться. Пашина жена Инночка приносила с базара мешок семечек. Он сидел, сложив ноги по-турецки, на своём диване, грыз семечки, чтобы таким образом отвлечься и заглушить боль. Всё вокруг было усыпано шелухой. Но уколы больше не требовались.
Вот только боль не отступала. В «Белом солнце пустыни» он играл исключительно на силе воли. Паша настоял на том, чтобы во всех сценах драки на корабле снимались без дублёров. В то время он ходил на специальных металлических протезах. Работать же надо было на качающемся корабле, где палуба постоянно уходит из-под ног. А до корабля ещё надо было дойти — несколько километров по тяжёлому песку, в котором вязли колёса машин, не то что ноги. Лишь в одной сцене его заменил каскадёр — там, где Верещагин ногами сталкивает бандитов в воду.
«Белое солнце пустыни» принесло Луспекаеву оглушительную славу. Но в фильмы его по-прежнему приглашали редко — режиссёры боялись, что он не сможет довести работу до конца. Луспекаев переживал страшно. Как вспоминает актриса Татьяна Ткач, Павел мечтал о роли генерала Чарноты. Но его забраковали — всё из-за тех же ампутированных ног. Вместо него утвердили Ульянова. А Луспекаев звонил Татьяне, огорчённый: «Неужели они действительно променяли Луспекаева на Ульянова? Скажи им, что только я смогу ходить по Парижу в кальсонах!»
…Себя в фильме «Белое солнце пустыни» Павел Луспекаев увидел за две недели до смерти. Такая вот «Госпожа удача»… А фильм стал культовым. И сегодня зрители смотрят его, восхищаясь не только игрой, но и мужеством актера.
«Театральная рампа»
